Чтобы театральное пространство
не превратилось в дикое поле
Уходит старая театральная эпоха. Процесс мировой, но в разных странах он проходит по – разному. Художественный руководитель театра «Свободное пространство», заслуженный деятель искусств России Александр Михайлов недавно получил возможность наблюдать театральную жизнь в Италии. С ним беседует тетральный критик, заслуженный работник культуры Людмила Васильева.
- Александр Алексеевич, у нас в театре кризис. Театры в ожидании реформы, которая, как многие думают, сметет с лица земли стационарные театры – наше завоевание. Тяжко жить, когда периферийный театр государству не нужен, и его норовят пристроить к частному карману. Тогда отберут помещение, откроют там казино или дорогое кафе, а труппа – или весели богатых, или – иди на все четыре стороны. Простите за мрачность прогноза, но пока, что ни реформа – все против нас. А что происходит в солнечной Италии? Там, что, кризисов нет?
- За неделю, которую я был в Италии, конечно, трудно понять, что там происходит. К тому же, у меня была конкретная цель. Мы хотим следующий сезон посвятить итальянскому театру. Эта программа имеет цель и образовательную, связанную с историей европейского театра, на примерах лучшей драматургии, ну и конечно, художественные задачи мы тоже ставим, потому, что для того, чтобы ставить эти пьесы, нужна хорошо подготовленная труппа, нужны интересные режиссеры и хотелось бы установить прямые контакты с представителями современной европейской театральной школой. Я поехал в Италию, чтобы наладить такие контакты с такими людьми, которым было бы интересно сотрудничество с нами.
-Замечательно. Стало быть, в ближайшем будущем мы узнаем театральную Италию ближе. А как живут театры там?
- Я посмотрел довольно много спектаклей. Театр в Италии живет сложно. Таких, как у нас, постоянных трупп у них нет, и люди стремятся, прежде всего, найти финансы для того, чтобы существовать. Но, с другой стороны, такие сложные условия создают ситуацию естественного отбора. В театре и искусстве остаются люди, безумно преданные этому делу. Поэтому те труппы, которые я видел - существуют на достаточно высоком профессиональном уровне.
Есть большая группа студий, которые занимаются этим в силу интереса, любви к искусству, зарабатывая на жизнь в другом месте. Взаимопроникновение, диффузия между двумя этими типами театра достаточно свободная, и люди переходят из одного в другой, но граница эта видна. Видно, что актеры студий - очень увлеченные и умеющие что-то делать, но недостаточно профессиональные. Рядом существуют спектакли очень высокого класса. Я был на премьере в «Пикколо» театре в Милане, посмотрел пятичасовой спектакль Ранкони, с очень серьезной социально-политической направленностью, без каких-либо попыток увеселить или развлечь. Люди очень озабочены теми процессами, которые идут в обществе. Пять часов диалогов и актерской игры, и вся режиссура растворена в актерах. Она очень мощная, сильная, организовано все темпо - ритмически замечательно, очень интересно решено сценическое пространство, оно аскетично и лишено всяческих украшательств. Надо быть действительно режиссером экстра – класса, чтобы позволить себе на таком уровне играть и так ставить.
-А как же зритель смотрит пять часов спектакль?
- Ранкони – сегодня фигура в итальянском театре выдающаяся, его знают все итальянцы. У него было очень много ярких работ, где он проявлял свою буйную фантазию. Этот минимализм не от бедности, а от очень высокого эстетического вкуса и от очень точного ощущения материала, и зритель это понимает. Самое главное ощущение от Италии – замечательные итальянские актеры во всех спектаклях, которые я видел. Безумная энергия, радость от того, что они делают, полная отдача, растворение в материале, блистательная импровизация, - те компоненты актерства, на которых строился всегда итальянский театр, начиная с комедии дель артэ, корни которой уходят в карнавал и ателлану. И сегодня это все можно видеть.
- Это же просто чудо! Им, как вы говорите, живется трудно, а они все-таки сохранили свои вековые традиции. Мы же, оказавшись в поле театрального рынка, как-то незаметно для себя начали своим традициям изменять. И это в первую очередь, сказалось на самой главной фигуре театрального процесса - на актере. Согласитесь, почти у любого лицедея сценический почерк обрастает с течением времени штампами, как чайник накипью. Любой актер рано или поздно выходит в тираж, это процесс неизбежный. Удивляться стоит лишь тому, что иногда с некоторыми этого все же не происходит. Но если прежде дистанция между открытием нового артиста и превращением его в памятник самому себе была все же довольно длинной, то в последние годы процесс распада и полураспада творческой личности стал происходить с устрашающим ускорением. Вы скажете: рынок есть рынок. На самом деле все гораздо сложнее. Потребители театральной продукции измеряются тысячами, и это сущий пустяк рядом с морем телезрителей, которым с упорством, не достойным никакого применения, внушают, что артист, режиссер такой-то - это наше ВСЁ. Так что даже если отдельные сознательные граждане и убедились, что в красивой упаковке им подсовывают некачественный продукт, их мнение погоды не сделает. И артист, успевший засветиться в каком-нибудь популярном фильме советских времен, может быть спокоен - даже если он будет наигрывать, как в мыльной опере, и петь и плясать, как в плохом кабаре, магия его имени все равно окажется сильнее реальности, данной публике в ощущениях. В конце столетия пришлось с горечью констатировать, что актерская профессия переживает в России очевидный кризис. Русский театр последнего десятилетия не дает фактически ни одного примера актерских достижений. И это в ситуации, когда каждый из знаменитых актеров, кому только было не лень, - от Олега Меньшикова до Армена Джигарханяна - обзавелся собственным театральным делом, а то и собственным театром. Может, поэтому так скучно сегодня в театре.
Александр Алексеевич, в последнее время я все чаще ловлю себя на том, что мне театр все менее интересен, он перестал быть фактом моей личной биографии. Я считываю режиссуру, но эмоционально меня как-то это не затрагивает. Я слышу это от многих. Театр утратил этот божественный контакт, когда сцена и зал заодно?
- Такие спектакли, которые были бы потрясением, всегда редки. У меня нет ощущения, что театр утратил контакт со зрителем. Я не думаю, что возник в России какой-то умозрительный или рациональный театр или театр, который не знает, как нажимать на болевые точки. Сложность в том, что очень страшный и трагический мир, в котором мы существуем, и очень много на нас в жизни обрушивается. И в этом смысле театр находится в сложной ситуации. После трагедии Беслана, чем можно человека эмоционально зацепить?
К тому же, накоплено огромное количество выразительных средств. Театр всегда комбинирует, и открытия как таковые делать все труднее. Насыщенность искусства сегодня, знание найденных ранее приемов, свобода обращения с этими приемами оборачивается не в пользу театра, спектакль редко будоражит зрителя. Но театр развивается не медленней, по крайней мере, чем 20 лет назад.
- Время изменилось. Мы поняли вдруг, что живем в новом дивном мире. Он стал ярче и громче. Он похож на калейдоскоп и погремушку. От него рябит в глазах и звенит в ушах. Шоу, видеоклипы, гала-концерты, бесконечные дефиле длинноногих и длинношеих существ, явно выведенных в каких-то инкубаторах в условиях невесомости... Массовой культуры стало не просто много, ее стало агрессивно много. Конечно, народ испокон веков жаждал, помимо хлеба, еще и зрелищ, и всегда находились умельцы, способные удовлетворить эту его нужду. Раньше медведя по улицам водили, теперь Филипп Киркоров в телевизоре поет. Но речь не просто о зрелищах. Речь о том, что наше непростое время стремится стереть грань между художником и шоуменом, Эрмитажем и Диснейлендом, искусством и попсой. Все это пришло в театр. Куда он сегодня движется?
- Театр сегодня движется во все стороны, нет единого направления. В течение долгого времени мы жили в определенной традиции русского психологического театра и прививки, которые сделаны Мейерхольдом и Таировым, существовали в зачаточном состоянии. Сегодня ситуация другая. Каждый делает, что хочет. Российский театр достаточно консервативен по своей организации. Если бросить нас в какое-то организационное пространство, даже в Орле спектакли были бы другие. Может быть, было бы хуже, но все равно было бы другое. Спектр сегодня огромный – от старых, традиционных спектаклей, до каких- то авангардных экспериментов с телом, музыкой, включая невозможную вчера еще интерпретацию классики и многое другое. У каждого свои привязанности, каждый занимается тем, что ему интересней. Мне сегодня интересны мировоззренческие, философские составляющие в этом мире. То, ради чего человек проживает эту жизнь, те уроки, которые он извлекает или не извлекает из собственного опыта. Поэтому я в последнее время нахожусь в кругу этих размышлений, и драматургия, которую я беру, связана с поисками человека в этом философском пространстве, мне интересна его связь с Богом, с Космосом.
- Александр Алексеевич, вы в этом году выпускаете свой курс в институте искусств и культуры. Все знают, что студенты уже успешно работают в театре. Вы вывозите их на фестивали, знакомите с лучшими спектаклями мировых театров. И вот они живут в провинциальном Орле, кто-то из них останется в «Свободном пространстве», театре хорошем, но все-таки традиционном, где поиск практически не возможен: дай Бог достойно существовать, когда общая ситуация неблагополучна. Поэтому и проблемы, которые есть в спектакле, известны, и средства выразительности привычны.
Что с этими актерами будет дальше?
- Что касается этих ребят, которых мы сейчас выпускаем ,они -интересные, думающие, творческие, со своими ощущениями того, чем бы им хотелось заниматься. Они, может, еще не могут это точно сформулировать, но, конечно, старым, ремесленным театром они не хотят заниматься, поэтому, если им завтра не предложить возможности для творческой реализации, они уйдут. В этом смысле я думаю, мы свою педагогическую задачу успешно выполнили, а как сделать их жизнь интересной, как развиваться, - это вопрос сложный. Хорошо было бы, если бы с ними был режиссер их поколения, поэтому мы и приглашали выпускницу Санкт – Петербургской театральной Академии Наталью Черных и будем приглашать на постановки молодых в будущем сезоне.
- Мне кажется, что сегодня на российскую сцену не приходит личность. Молодые хорошо движутся, поют, но образ создать, выразить в нем что-то сокровенное, - этого не увидишь. Или они не востребованы сегодняшним театром? Или тяжелое время не способствует воспитанию такой личности сегодня. Может, я не права?
- Я думаю, что у вас очень верные ощущения. Что может быть интереснее личности на сцене? Мы делаем все, чтобы эта личность могла проявиться. Но ведь личностью надо быть. Поэтому, когда набираешь курс, стараешься найти интересных ребят. Что касается будущего, мы снова в этом году будем набирать курс, и снова для нас это, в первую очередь, поиск индивидуальностей. Сегодня особенно хочется, чтобы на нашей сцене был артист, умеющий эмоционально и заразительно думать, соотносить себя с темой спектакля. Если она ему неинтересна, то спрятать это невозможно.
- Александр Алексеевич, вы готовите актеров для себя или для других театров?
- Конечно, когда мы набираем курс, в первую очередь, думаем о том, чтобы наш театр развивался. Ни никогда так не получается, чтобы все студенты остались в театре. Это и театру не очень нужно. Наши первые выпускники, работают успешно у нас, В Петербурге и в Москве. Я думаю, что и с этим выпуском будет то же самое.
- Но ведь их же надо где-то поселить, нужны ставки, а театр не резиновый. Материальные проблемы, когда к театру внимания минимум, сейчас как-то решаются?
- Никак не решаются. Многое зависит от государственной политики на местном уровне. Поймут власти, что сегодня действительно нужна культура не на словах, а на деле, по-настоящему, тогда что-то будет, а если нет – то не будет ничего. Вопросов очень много. В плане экономики мы уже несколько лет находимся на пределе. Мы играем больше спектаклей, чем можем. С квартирами ситуация тяжелейшая, мы почти их не получаем. Конечно, надо, чтобы государство об искусстве думало, а с другой стороны, столько проблем у нашего государства, что надежда на что-то слабая.
- Ну, вы же знаете, что все начинается с того, что у человека в голове и в душе, и никакая проблема не будет решена, если приоритетом не станет культура. А пока рушится театральная система.
- Я надеюсь, что все-таки многовековые традиции российского театра, не дадут так быстро с ним расправиться, чтобы через двадцать лет осталось дикое поле, по которому будут мотаться антрепренеры и показывать бог знает что. Для того, чтобы дать возможность проявляться новой драматурги, авангарду, который часто бывает скучен, но совершенно необходим, чтобы вырабатывался новый театральный язык, нужна база, нужны крепкие театральные организмы. Мы - на перепутье, не знаем, что будет с театрами дальше, реформа висит над головой, как дамоклов меч, но стараемся заниматься творческими проблемами. Хотелось бы, чтобы театр был интересен тем, кто в нем работает, и тогда он будет интересен людям.
Конечно, все в театре непросто, и художественный руководитель театра, заслуженный деятель искусств России Александр Михайлов это понимает. Он думает о новом притоке актерской крови, и в этом году наберет в институте искусств и культуры еще один курс. Он привлекает молодую режиссуру, он привозит в свой театр на гастроли интересные коллективы. Он пытается установить международные связи, расширяя границы нашего театрального видения. Может, благодаря этим усилиям, «Свободное пространство» сегодня – самый любимый театр для орловцев.
Мы смирились с тем, что Россия плохо играет в футбол, плохо делает легковые машины и выпускает блокбастер о «ночном дозоре» с таким шумом и гамом, будто это подлинный шедевр. Но насчет драматического театра у нас до сих пор не развеялись иллюзии. В начале третьего тысячелетия пришлось проститься и с ними. Мы живем в конце прекрасной театральной эпохи. Мы стали свидетелями ее заката. Остается утешать себя тем, что закаты бывают иногда удивительно красивы.
Людмила ВАСИЛЬЕВА
15 апреля 2005
http://www.oryol.ru/material.php?id=6690
